Прости...

В старости мама удивилась себе:

- Надо же! Была когда-то такая смелая, а теперь стала трусливая.

Она была смелая. И вся редакция газеты «Комсомолец Татарии» была смелая.

В чьей-то статье была фраза: «Трактора вышли на поля». Маме позвонили из обкома комсомола и стали учить русскому языку:

- Надо писать не НА поля, а В поля.

Мама ответила:

- А вам не всё равно, куда вас пошлют: В или НА?

Ещё до «Казанского университета» Евг. Евтушенко «Комсомолец Татарии» опубликовал отрывки из его поэмы «Под кожей статуи Свободы», о чём тут же сообщил «Голос Америки». Редактора и маму вызывали опять же в обком комсомола «на ковёр».

Когда главный редактор уезжал в командировки, его замещала мама. Она подписывала номер в печать.

В 1968 году все газеты страны радостно сообщали о вводе наших войск в Чехословакию. В Казани не нашлось смельчаков, которые вышли бы в знак протеста на площадь Свободы, как это было на Красной площади в Москве.

Но! «Комсомолец Татарии» - единственная газета в стране, которая промолчала об этом событии. Газету подписывала мама, вся ответственность лежала на ней. Мама знала, что происходит в мире, не только из советской прессы, но и из передач «вражеских голосов». Эти «голоса» слушал мой дед Павел Васильевич Аксёнов и рассказывал моим родителям. К счастью для мамы и редакции, оргвыводов не последовало.

Мама за словом в карман не лезла, часто бывала резка.

Но была в ней какая-то деликатность.

В советские времена каждому советскому человеку полагалось три выходных дня в случае свадьбы или похорон. Когда родители поженились, им тоже полагались эти самые три дня. Но мама должна была заседать в жюри какого-то конкурса. Она постеснялась напомнить начальству, что вышла замуж, и все три вечера честно заседала. А папа в это время маялся дома один.

Когда мама рожала меня, она стеснялась кричать. Ей говорили: «Кричи!». А она только скрипела зубами.

Вечерами из всех окон родителя громко звали детей домой. Меня - никогда. Родителям казалось это неудобным. Иногда выходила бабушка, но тоже не звала, а находила меня и уводила домой.

А папа не поехал забирать маму с сестрой из роддома, потому что ему было неудобно отпрашиваться с какого-то важного совещания в управлении железной дороги.

Как-то я спросила маму, что делать, если тебя обижают. Она ответила:

- Отойди в сторону.

Если бы она сказала: «Дерись!», я бы, наверное, так и сделала. Но такой вариант был неприемлем для моих родителей. Я до сих пор отхожу в сторону, когда меня обижают. О чём жалею.

С Сергеем Михалковым.

Я часто сбегала из дома в другие города: учиться, работать. Возвращалась - и опять сбегала. Редко звонила, нечасто приезжала.

Мало внимания уделяла родителям, обижала маму.

Моя вина.

В детстве, начитавшись книг про детдомовских детей, я спросила маму:

- Вы, наверное, взяли меня из детдома?

Мама меня разуверила, а бабушка много позже рассказала, что мама потом плакала.

Самое ужасное, что из-за меня маму уволили из «Комсомольца Татарии», где она верой и правдой проработала с 1952 по 1977 год.

Убили нашего знакомого, известного в городе человека. И моя приятельница подбила меня совместно написать некролог и опубликовать его в «Комсомольце Татарии», что мы и сделали. Мама подписывала газету и некролог поместила. А в нём было написано, что человек погиб «от рук бандитов». И вот тут разразился большой скандал. Маму вызвали в обком комсомола и «прорабатывали».

Ей строго объяснили, что в нашей стране бандитов нет, поэтому писать об этом - политическая ошибка. Далее ей поставили на вид, что она часто печатает свою дочь, то есть меня. И сказали о ней при ней же в третьем лице: «Она изжила себя». Мама очень переживала из-за этой фразы. Позже - смеялась. И маму уволили после двадцати пяти лет «беспорочной службы», как писали в старых романах.

Моя вина.

Правда, в трудовой книжке записали, что уволена в связи с переводом редактором многотиражной газеты. Там она работала до 1983 года, оттуда ушла на пенсию.

С мужем и дочерью Мариной.

Когда я училась в ГИТИСе, мама приезжала ко мне на экзамены по режиссуре. Смотрела все мои спектакли в Казанском ТЮЗе. Я уехала на стажировку в Москву, а в ТЮЗе всё ещё шёл мой последний спектакль «Стеклянный зверинец». Но - без фамилии режиссёра, то есть моей, на афише. Маму это оскорбило.

Мама приезжала на все мои премьеры в Дзержинск Нижегородской области (где я работала очередным, а потом главным режиссёром) и в Москву (спектакль «За зеркалом» на малой сцене Театра на Таганке). И всегда строго оценивала мои работы.

Мама всегда помогала материально - и когда я училась в Москве, и особенно в последние годы. Помогла финансово при издании двух моих последних книг рассказов.

Стыдно сказать: помогала не я ей, а она мне.

И в этом - моя вина.

…На следующий день после девятого над балконом родительской квартиры на тонкой паутинке повисло птичье пёрышко. Оно трепетало на ветру весь день, а к вечеру исчезло.

Может быть, мама меня простила?