Тайны дома № 16

- Основателем нашего рода был мой прадед из простых крестьян - Георгий Константинович Кобельков. Воспитанный барыней, он получил блестящее юридическое образование. Дослужился до чина действительного тайного советника, получил генеральские погоны и должность Начальника гражданского отделения Казанского окружного суда, впоследствии за особые заслуги был удостоен дворянского титула.

Жили они большой семьёй с девятью детьми на улице Рыбнорядской (теперь Пушкина).

Сестра бабушки Екатерина Георгиевна Кобелькова (известная как Ковелькова) была известнейшей оперной певицей, заслуженной артисткой Татарской АССР. Она пела вместе с Фёдором Шаляпиным, и именно этот факт объясняет метаморфозу одной буквы в её фамилии в другую.

Когда печаталась первая афиша для совместного выступления, Екатерина Георгиевна попросила заменить в своей фамилии «б» на «в»: «Будет не вполне приличным рядом с Шаляпиным красоваться как Кобелькова».

Шаляпин высоко ценил её вокальное мастерство, у певицы была фотокарточка с автографом Фёдора Ивановича: «дорогому Ковелёчку от почитателя её таланта». Фотография Шаляпина с дарственной надписью казанской певице Ковельковой хранится в коллекции казанского музея Горького.

Старожилы помнят, а многие казанцы и по сей день называют улицу Ульянова‑Ленина «Первая Гора».

Точной даты постройки нашего дома не сохранилось. Скорее всего, он появился на этом месте в конце девятнадцатого века. Есть сведения, что поначалу дом принадлежал помещице Муравьёвой, затем был куплен помещицей Колонтаевой.

Именно у неё в 1912 году мой дед Николай Павлович Печников - известный в то время в Казани кожновенеролог - приобрёл этот дом за четырнадцать тысяч рублей. Чтобы представить, какая это была сумма, надо знать, что кухарки получали один‑два рубля в месяц, а рабочие - десять‑пятнадцать рублей.

Здесь родились моя мама Нина Николаевна и её сестра (моя тётя) Вера Николаевна. Тётя была человеком неординарным. Окончила мединститут и прошла всю войну, дослужившись до звания майора. Работала в госпиталях, выхаживала детей блокадного Ленинграда. По возвращении с фронта стала доцентом Казанского ГИДУВа, основала вторую кафедру педиатрии.

Вера Николаевна лечила детей и внуков всей татарстанской элиты. Помню, как даже ночами за ней присылали чёрную правительственную «Волгу», и она, всегда безотказная, ехала на срочный вызов.

Вспоминаю маму как неунывающего, весёлого человека, вокруг неё всегда собирались умные, интересные люди.

Мама и тётя воспитывались француженкой и в совершенстве знали язык. Когда в нашем доме собирались большие компании, разговор шёл сразу на нескольких языках! Со всей Казани к нам съезжались музыканты, поэты, прозаики и художники.

Мне было лет семь‑восемь, и я больше всего запомнил ёлки, которые проводились под Рождество. Мама готовила сценарий, придумывались сказки, разыгрывались кукольные спектакли. Дети друзей заранее напрашивались к нам на ёлки, поэтому народу набивалось столько, что яблоку негде было упасть. Эту традицию продолжили и мы с женой для наших детей и внуков.

Мама преподавала немецкий язык в медицинском и ветеринарном институтах, но во время войны, чтобы прокормить меня, она устроилась на завод. Рабочим полагалось бесплатное молоко, а это тогда много значило…

Во время учёбы в университете, чтобы немного подзаработать, я играл на саксофоне в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького. Вечерами потанцевать на летней площадке собиралось всё казанское студенчество.

Там я встретил свою любимую Лилю, с которой прожил пятьдесят восемь лет, и с которой до последнего дня её жизни мы ходили за ручку.

У нас с Лилией сложился яркий круг друзей - это были музыканты, вокалисты, концертмейстеры консерватории и музыкального училища. Все они любили собираться у нас дома: их ждал всегда великолепный гастрономический приём, которым славилась моя Лиля. «В отместку» гости баловали нас своим исполнением. Танцы всегда были до упаду, от нас расходились за полночь.

Но ещё до моей женитьбы моя маленькая комнатка в доме служила как бы клубом для встреч по интересам. Кто только не побывал у меня в то время! Это будущие писатели Василий Аксёнов и Рустем Кутуй, художник Алексей Аникеенок, будущий директор Крымской обсерватории Эрик Дибай, дочь замечательного татарского композитора Назиба Жиганова Светлана Жиганова, впоследствии профессор консерватории…

Наша дочь Вера (по мужу Гурьянова) родилась в 1962 году. Надо ли говорить о том, сколько семейной любви и ласки выпало на её долю! Вера окончила иностранное отделение Казанского пединститута, а затем аспирантуру. Сейчас Вера Вадимовна преподаёт в ТИСБИ. Мать двоих дочек, она недавно стала бабушкой. Внуку (для меня это правнук) Паше - два года. Он продолжатель нашего рода, и я рад, что мальчик родился и продолжает жизнь в ауре нашего старинного дома.

В конце пятидесятых - начале шестидесятых годов прошлого века молодёжь отдыхала, развлекалась, танцевала в основном под звуки проигрывателей граммофонных пластинок. Магнитофоны только начали внедряться в быт. Нужные записи, однако, достать было почти невозможно - они продавались из‑под полы. Ниша заполнялась энтузиастами «самиздата».

С помощью примитивных станков музыкальные произведения записывались на целлулоидные диски, сотворённые из отработанных рентгеновских плёнок, то есть запись велась прямо «на костях и рёбрах» несчастных больных.

Такой станочек в конце пятидесятых годов приобрёл и я, но в моей «фирме» плёнки были более качественными и по звуку (я «писал» через трофейный немецкий радиоприёмник), и по внешнему виду - изображения смывались в горячей воде, и получались прозрачные, как стёклышки, кружочки.

Я записывал самые популярные джазовые бренды и полулегальных отечественных исполнителей - Петра Лещенко, Константина Сокольского, Юрия Морфесси и других певцов. Для меня это был маленький бизнес: плёнки легко расходились по цене пять‑десять рублей, и это были приличные деньги (пол‑литра водки стоили около четырёх рублей).

Когда закончились бурные молодые годы, захотелось привести в порядок сад вокруг дома.

За сараями, до склона оврага, буйно росли сорняки и какие‑то деревья. Начали с посадки ёлочки, это была маленькая красавица метровой высоты. Вместе с отцом Лилии Василием Андреевичем мы посадили это деревце, если не ошибаюсь, в 1959 году. Сейчас наша крошка превратилась в двадцатиметрового великана, усеянного шишками - вот радость для птичек!

Потом были посажены две сосенки, конский каштан, черёмуха, которой сейчас, наверное, лет сорок,- и всё это выросло и радует глаз.

Когда в девяностых начали сносить на нашей улице дома, мы с Лилией возили на тачке землю с территорий садиков возле домов № 21, 31 и других. Всего совершили, наверное, около полусотни рейсов и насыпали землю вдоль забора - на границе со смежным домом № 14, где были посажены кустики малины. Урожай небольшой, но всё равно приятно!

Зять Алексей Гурьянов также любит поддерживать наш сад. Он вырубил старые «мусорные» деревья, их место заняли розы, жасмин, акация, цветы - многолетние и однолетники. Этим мы продолжили традицию моего деда Николая Павловича Печникова, который предпочитал никуда не выезжать на отдых, а заниматься цветами в саду.

Казань - мой родной, любимый город. Я в какой‑то степени жалею её, но и горжусь ею. Казань сейчас уже другая, урбанистическая.

Конечно, хотелось бы сохранить хоть некоторые деревянные постройки. Разве не интересно было бы последующим поколениям пройтись по старинному кварталу? Представить какой она была, та, древняя Казань?

Не спорю, нужен и комфорт в домах, и приятный внешний вид. Современные архитекторы видят всё иначе….

И всё же дух Казани остаётся неизменным. И его ни с чем не спутаешь!

У старого дома много тайн и нерассказанных историй. Его стены знают, о чём, скажем, беседовали бы Фёдор Шаляпин и Екатерина Ковелькова, если бы собрались здесь за чайным столом. А главная тайна дома № 16 в том, что обитают в нём добрые люди, и таких же собирают вокруг себя. И так уже вторую сотню лет…

Вадим Николаевич Печников - профессор Института социальных и гуманитарных знаний, почётный работник высшего профессионального образования Российской Федерации.