Время больших перемен

В конце концов, на смену империализму вековой давности какая формация пришла? Удивился, что было не густо. Разве что о начале Первой мировой вой­ны и её ходе… А интерес этот, на мой взгляд, должен был быть сравнительным - то­гда и се­го­дня. Между которыми на самом деле мало что общего можно найти. Ну, хотя бы вот такая мимоходом брошенная реплика на одной из московских выставок в наши дни: «Ты почему выставил старьё полугодовой давности?». Представляете, работы шестимесячной давности уже «не интересны» и «отстали от бега жизни». А у «художника» на куске старой, обветшалой доски от руки фломастером было выведено: «Ничего не имеет никакого значения». Без всякого восклицательного знака…

***

А сто лет тому в повседневный быт только‑только входили телефоны, автомобили, электричество, радио, пишущие машинки, самолёты, танки… Курь­еры ещё были массовой профессией! Холодильники, газовые и электрические плиты, посудомойки, миксеры в массовом порядке придут на несколько десятилетий позже. Да что там, основной страшилкой начала ХХ века было тревожное опасение: «Рано или поздно все утонем в конском навозе!». Все европейские и американские города в начале прошлого века благоухали от смрада конского навоза на мостовых, автомобили ещё были редкостью и мало кто верил в их массовое будущее, пока Генри Форд не запустил конвейерную сборку машин.

Дело в том, что облик нового ХХI века не имеет ничего общего с прошлым, и он никак не может походить на прежнее. Всё новое и небывалое, и всё стремительно меняется за считанные годы. Пейджеры ко­гда появились? В 80‑х… И кто сейчас их по­мнит? Или то­гда же в массовый обиход входили факсы и автоответчики, сейчас их полностью вытеснили смартфоны и айпады. А в тех 90‑х в Японии был настоящий бум от факс‑машин и любвеобильные бабушки‑дедушки дарили своим внукам‑первоклашкам факс‑машины на дни рождения, чтобы те, вернувшись с занятий в школе, могли пульнуть послание примерно такого содержания: «Йоко‑сан, какая же ты дура! Зачем ты дёргала меня за косички на втором уроке?», на что мгновенно приходил аналогичный ответ: «От такой слышу!». Плоды научно‑технической революции? Всего лишь начало эры массовой цифровизации. А в новом ХХI веке цунами интернета и массовой компьютеризации снесёт все эти допотопные игрушки в анналы истории. Первый компьютер весил 27 тонн и занимал площадь в 120 квадратных метров. Сейчас самый ходовой смартфон, умещающийся в нагрудном кармане, в 20 тысяч раз производительнее первого «динозавра». Так работал «закон Мура» в течение четверти века, ко­гда каждые полтора года мощность процессора удваивалась, пока не упёрлась в непреодолимые законы физики. Конец прогресса? Всего лишь завершение периода первоначальной цифровизации.

Пока я писал эту статью, пришла ошеломляющая новость всемирного значения. Остриё нового прорыва в новом веке - квантовые компьютеры, над которым упорно и пока не очень успешно бьются все мировые гиганты информационных технологий. «В России со­здан самый мощный квантовый компьютер в мире». Вот те на! И это «страна с разорванной в клочья экономикой», по Обаме, или «страна‑бензоколонка», по Маккейну? «Самая‑самая» страна в мире, короче, главные «главнюки» планеты позади? «Российский учёный Михаил Лукин представил самый мощный на се­го­дняшний день 51‑кубитный квантовый компьютер. Число 51 было выбрано не случайно: Google уже долгое время работает над 49‑кубитным квантовым компьютером, а потому обойти конкурента было для Лукина, как для азартного учёного, делом принципа… Кубиты, в количестве которых так неистово соревнуются учёные,- это вычислительный юнит, который одновременно представляет собой и ноль, и единицу, в то время как привычный бит - это либо одно, либо другое. Современные суперкомпьютеры выстраивают последовательности, а квантовые компьютеры, в свою очередь, проводят вычисления параллельно, в одно мгновение. Благодаря такому подходу вычисления, на которые се­го­дняшним суперкомпьютерам понадобятся тысячи лет, квантовый компьютер может осуществить моментально». Те, кто не в компьютерных темах, запо­мните выделенную курсивом фразу - тысяча лет каждодневного скрежета перетруженных процессоров против «мгновенно»!

Это же даже невозможно представить себе, к каким революционным последствиям приведут квантовые компьютеры… Разработка новых лекарств, со­здание новых материалов с невероятными и невозможными свойствами, новые прорывные методы в предсказании погоды и ядерных исследованиях, подвижки в разработке искусственного интеллекта… Более того, сам ошеломлённый Лукин признался: «Делаем маленькие открытия, увидели новые эффекты, которые не ожидались теоретически… Мы пытаемся понять, но до конца не понимаем…». Причём, всё это - дело не отдалённого будущего, а считанных лет. Вполне в ближайшее десятилетие может уложиться кардинальный переворот в нашем материальном мире всего и вся, ко­гда наши приборы, машины, компьютеры и гаджеты придётся сдавать в утиль. И соответственно перестраивать многие сферы жизни.

***

Дня не проходит, чтобы Герман Греф не удивлял страну эпатажными заявлениями. Но в остром предчувствии грядущих и болезненных перемен ему не откажешь. То предсказывает, что буквально через какой‑то десяток лет банки исчезнут и полностью трансформируются в многопрофильные учреждения, то предсказывает, что на смену деньгам придут блокчейны и криптовалюта, а недавно он со скандалом выгнал из системы Сбербанков четыреста пятьдесят юристов, всё равно проку от них, как от козла молока.

Герман Греф рассказал, что Сбербанк перестаёт брать на работу юристов, «которые не знают, что делать с нейронной сетью». После этого он предложил студентам Балтийского федерального университета, которые присутствовали на его лекции, назвать известные им типы нейронных сетей. «Не знаете, двоечники! Хочу вам сказать, что это недопустимо. Вы - студенты вчерашнего дня. Товарищи юристы, забудьте свою профессию. В прошлом году 450 юристов, которые у нас готовят иски, ушли в прошлое, были сокращены. У нас нейронная сетка готовит исковые заявления лучше, чем юристы, подготовленные Балтийским федеральным университетом. Их мы на работу точно не возьмём!».

Ранее Греф во время заседания совета по стратегическому развитию и приоритетным проектам предложил ввести программы по обу­чению технологии блокчейн в ключевых вузах. «Наверное, это единственное, что нам пока нужно. Технологию мы сами доведём, но нам нужна поддержка кадров».

***

Всё это замечательно, конечно, и хорошо, но не мог бы ты спроецировать все захватывающие новации и технологии и перевести на повседневную жизнь обычных людей? Что, например, в реальной жизни изменилось с 1997 по 2017 годы? Про факсы, пейджеры, ксероксы и компьютеры я уже упомянул… Пожалуй, стремительнее всего в стране развивалась телефония. В начале девяностых беспроводная мобильная связь ещё была редкостью, крупные чиновники, бизнесмены и братва ставили на свои машины комплексы «Алтай» стои­мостью четыре тысячи долларов (увы, то­гда всё оценивалось в долларах), а за каждую связь набегало тоже прилично. Помнится, уже в 1996 году мобильные телефоны «нокия», «эриксон», «моторола», «сименс» появились в свободной продаже. В первом салоне «Сана» около магазина «Океан» я купил два мобильных телефона для редакции молодёжной газеты. «Отстегнул», как то­гда выражались, за это удовольствие 1050 долларов. В первой же командировке позвонил редактору: «Проезжаю уже Чистополь!». Дальше, в районе Черемшан, от мобилы никакого проку не было, она молчала как глухонемая. И второй звонок, уже на обратном пути, тоже был из Чистополя. А в конце месяца приходит счёт за два звонка, будьте любезны, с вас пятьдесят два доллара! Побаловались, одним словом, с дорогой новинкой…

Двумя годами позже, в 1998 году, звоню приятелю в Кливленд, разумеется, через межгород, чтобы поздравить его с днём рождения. На том конце мне отвечает владелица дома, где он квартировал: «Мистер Мурат здесь больше не живёт!». «Не подскажете, куда он переехал?». «Не могу знать, сэр!». Вот и весь сеанс связи. Приходит счёт на восемна­дцать долларов… Это за пятна­дцатисекундный разговор? Возмущённый, звоню в междугородную станцию: «Креста на вас нет!».- «Мужчина! Зря вы возмущаетесь, у нас тариф шесть долларов за минуту при международных переговорах. Хоть вы и говорили пятна­дцать секунд, тариф всё равно взымается как за трёхминутный разговор, поняли?». Кстати, именно в девяностых из нашего лексикона навсе­гда исчезли привычные «товарищ», «гражданка» и воцарились «мужчина!», «женщина!».

Буквально неделю тому я пообщался по скайпу семьдесят одну минуту с бывшим зеленодольцем художником Геннадием Калининым, ныне живущим в канадском Гамильтоне, что под Торонто. И ни копейки за это не заплатил, ибо по интернету. Как ещё неделей раньше поговорил минут пятна­дцать с племянницей в Нью‑Йорке, причём она гуляла с ребёнком во дворе и через смартфон показала и дом, где живёт, и двор, и «гу‑гу» растущего дитятки. Да хоть месяц сиди в скайпе, всё равно всё входит в безлимитный интернет за триста пятьдесят руб­лей в месяц. А в начале 2000‑х, ко­гда в Казани открыли представительство «Дом. ру», пошёл зарегистрироваться в офис и заплатил триста руб­лей за трафик в два‑три мегабайта. На втором часу пребывания в сети оператор интернета мне сообщает: у вас кончились деньги! Ничего себе, за час с небольшим слупили одинна­дцать долларов… А до этого я мог пользоваться интернетом только в Москве, где один час пребывания в сети стоил пять долларов.

Се­го­дняшние триста пятьдесят руб­лей за целый месяц круглосуточного торчания в интернете - меньше шести нынешних долларов - это один из самых дешёвых тарифов в мире. Попробуйте воспользоваться интернетом в Индии или Шри‑Ланке, мало не покажется. Или на Кипре, где скорость связи всего‑то полтора «тормозных до ужаса» мегабита в секунду против два­дцати казанских. Оказывается, я уже отстал… Ныне провайдеры по безлимитке обес­печивают своих клиентов скоростью в пятьдесят мегабит в секунду. И никто ведь не вспо­мнит, как президент Дмитрий Медведев, ко­гда средняя скорость интернета в Москве была в районе десяти мегабит в секунду, узнав о скорости интернета в Южной Корее в пять‑шесть раз выше, призвал и «России расти побыстрей!». И десятилетия не прошло, как мы спокойно догнали самую технологичную страну мира. И никаких тебе литавров…

Цифровая революция в фото‑ и видеотехнике уложилась буквально в полтора десятилетия. В первой половине нулевых плёночные аппараты ещё были в фаворе. Тёртые профессио­налы морщились от «цифры»: «Вам до плёнки - как до Луны! Её на мой век хватит!». Нико­гда ещё ни в одной сфере не было столь мощного и стремительного рывка научно‑технической революции, ко­гда буквально к 2010 году вся плёночная фото‑видеоаппаратура была выметена отовсюду. И даже убеждённые поклонники плёнки вынуждены были обзавестись цифровыми фото‑ и видеокамерами. Экономика‑с!

Ко­гда я в восьмидесятые распрощался с кинопроизводством, метр цветной плёнки «Кодак» стоил один доллар. В девяностые уже три доллара за метр, и победителям Московского международного кинофестиваля в качестве главной награды вручали два­дцать‑три­дцать тысяч метров «кодака» - на производство следующего фильма. Профессиональная киноаппаратура все­гда стоила дорого, счёт шёл на сотни тысяч долларов. Первые два комплекта самой передовой на девяностые годы видеокамеры системы «бетакам» от Sony вместе с магнитофонами стоили по сто пятьдесят тысяч долларов каждая. Недавно виделся с лучшим вторым кинооператором России Валерием Севастьяновым, вернувшимся со съёмок скандального фильма «Матильда». «На что снимали‑то «Матильду», Валерий?». «На цифровую «RED One». Дома залез в интернет, дабы посмотреть, почём ныне стоит стать киномагнатом? Новый «RED One» от «Canon» со всеми причиндалами в целлофановой упаковке стоит три­дцать тысяч долларов. Стоимость всего лишь приличного автомобиля. А бэушные и втрое, и впятеро дешевле. А се­го­дня последними моделями смартфонов «самсунг» или «эппл» можно снимать фильмы качества ОТК Голливуда, что они сами, кстати, и делают.

Но самое примечательное в этой истории не возможности техники, не выбор той или иной технологии и не её стои­мость, а команда или бригада операторской группы. «Сколько народа под твоим началом было, Валерий?» - «Семна­дцать». Это же целый цех уникальных спе­циа­листов по каждой операции, коих в стране наперечёт! «Штучные ребята», что называется. И ради чего всё это? Из‑за конкуренции? Всего лишь за внимание!

***

Во всём мире сейчас идут нешуточные и ожесточённые битвы на всех фронтах за внимание зрителя, слушателя и читателя. А внимание - это успех и деньги. Люди бьются за металл! В 2005 году социологи провели исследование - каков предел человеческого внимания? То есть, насколько хватает его? Умственно, эмоционально, психологически и контролируемо в среднем человек может смотреть‑слушать‑читать четырна­дцать‑пятна­дцать минут. После этого он подсознательно отключается и переключается на другое. За двена­дцать минувших лет эта цифра сократилась втрое - четыре с половиной минуты. И она стремительно движется к своему потолку в минуту с лишним. Ко­гда мы говорим о расщеплении сознания современного человека на два‑три‑четыре потока, то всем этим переменам мы обязаны в первую очередь переменам технического и материального мира, основанного на «цифре». Даже экономика сейчас становится цифровой, в основе которой ускорение и ещё раз ускорение. Вот почему весь мир с нетерпением ждёт квантовые компьютеры, которые вгонят нас в новый виток, увы, не совсем комфортной, но гарантированно сложной жизни. Придётся заново учиться… самой жизни. Непонятно одно, выдержит ли психика человека такие испытания и такие напряжения? Ведь жизнь в эпоху квантовых компьютеров пойдёт по неизбежной формуле «впихнуть невпихуемое» помимо нашей воли и желаний. Такого ещё в истории человечества не было? Ничто не ново под луной! Вот что изрёк Сенека пару тысяч лет назад: «Жизнь - наименее важная деятельность занятого человека, но жить бывает так трудно научиться. В других делах легко найти руководство, а учиться жить приходится всю жизнь».

И какой вывод может сделать каждый для себя? Способов прожить жизнь множество. Можно выбрать любой метод или стиль существования, профессио­нального занятия, различные увлечения и хобби, бегство в религию или таёжную глушь, творчество или круглосуточную тусовку, но всё равно из великого множества способов жизни только один - твой. Какой? Этого никто не знает, кроме вас самих. И никаких подсказок, советов, а тем более мифических руководств. И каждый должен найти его сам, как бы ни усложнялась жизнь и какой бы тревожной она ни становилась…