По горбатым улочкам Казани (И. А. Гончаров в Казани)

Журнал "Казань", № 6, 2012

Иван Александрович Гончаров (1812-1891) в Казани бывал неоднократно. А в юности - так и довольно часто: всякий раз как ехал из Москвы в родной Симбирск. А поездки эти совершались регулярно, во время летних каникул, пока учился он в Московском коммерческом училище (1822-1830), а потом - в Московском университете (1830-1834). Однако никакими документальными данными или свидетельствами очевидцев об этом мы не располагаем.

Лишь об одной из таких поездок писатель рассказал в своих воспоминаниях «На родине». Написаны они были уже в старости, в 1887 году, а публиковались в первых номерах журнала «Вестник Европы» за 1888 г. Но, несмотря на прошедшие десятилетия (в воспоминаниях речь идёт о 1834 годе, времени окончания университета), Гончаров сохранил в памяти не только общие впечатления, но даже мельчайшие детали этого своего путешествия: «От Москвы до моей родины считается с лишком семьсот вёрст. На почтовых переменных лошадях, на перекладной тележке это стоило бы рублей полтораста ассигнациями (полвека назад иначе не считали) и потребовало бы дней пять времени.

Заглянув в свой карман, я нашёл, что этой суммы не хватает. Из присланных из дома денег много ушло на новое платье у «лучшего портного», бельё и прочие вещи. Хотелось явиться в провинцию столичным франтом.

Ехать «на долгих», с каким-нибудь возвращающимся из Москвы на Волгу порожним ямщиком, значило бы вытерпеть одиннадцатидневную пытку. Я и терпел её прежде, ко­гда ещё мальчиком езжал с братом на каникулы…

Мне сказали, что есть какой-то дилижанс до Казани, а оттуда-де рукой подать до моей родины.»².

На проверку «дилижанс» оказался обыкновенной бричкой, а сама поездка - далеко не комфортабельной. С юмором пишет о ней Гончаров: «И это четырёхдневное путешествие было не без пытки. Погода стояла знойная, июльская. Лошади двигались ленивой рысью, отмахиваясь хвостами от оводов. Нас на первых же порах покрыла густая пыль, вздымаемая нашим «дилижансом» и другими встречными и обгонявшими нас бричками и телегами.

Нам троим сидеть было тесно. Я скромно жался в свой угол, опираясь на локоть. Другую руку, и отчасти ногу, я выставлял наружу, чтобы дать больше простора пассажирке. Она старалась завоевать себе побольше места, беспрестанно просила не упираться сапогами в стоявшую в ногах картонку с шляпкой. В головах, за подуш­ками, у неё помещался какой-то коробок - кажется, с провизией.

Третий пассажир, купец, возвращавшийся из Москвы, не сдавался, сидел не боком, а прямо, и занимал один почти половину брички.

От этой тесноты мы в первый же день возненавидели друг друга, глядели в разные стороны и не говорили между собой…

По лицам у нас струями лился пот, пыль липла к струям и изукрасила нас узорами. В первые же сутки мы превратились в каких-то таитян. На второй день совсем почернели, а на третий и четвёртый на щеках у нас пробивался зеленоватый румянец.

Подъезжая к Казани, мы говорили уже не своими голосами и не без удовольствия расстались, сипло пожелав друг другу всякого благополучия»^3.

Но все неудобства пути, усталость не помешали молодому Гончарову удовлетворить присущую ему любознательность. Он довольно много ходил по нашему городу, и его образ чётко запечатлелся в памяти писателя: «В Казани я пробыл день, осмотрел крепостные стены, Сумбекину башню, зашёл на университетский двор, к памятнику Державина, потом посетил несколько мечетей, походил по горбатым улицам города, по Арскому полю и на другой день, на почтовых, налегке, на перекладной тележке, покатил на родину»^4.

На этом приключения поездки 1834 года не кончились. В Буинске Гончаров вызвал подозрение у городничего, который распёк служителя «станционной избушки» за то, что тот не дал знать в полицию о проезжавшем и не потребовал с него «вид», то есть документ. Когда Иван Александрович попробовал заступиться за служителя, к хорошему это не привело: «- Не вините его,- заступился я за хозяина, - он даже не видал меня и моей тележки.

- Нет, нет, он подлец! Он должен смотреть в оба: мало ли кто к нему заедет! Полиция обо всех должна знать!»⁵.

Характернейший эпизод! Так местные власти были напуганы восстанием декабристов 1825 года. Почти десять лет прошло с тех пор, но каждый незнакомец вызывал подозрение. Как бы чего не вышло!

Отъехав от Буинска, Гончаров попал в необычайно сильную грозу («Другую такую грозу, повторяю, продолжительную и жестокую, я, помню, видел только в Японии, когда мы с фрегатом стояли на Нагасакском рейде»⁶, - пишет он) и ночь провёл в татарской деревушке.

Так что не мудрено, что поездка 1834 года запомнилась Гончарову на всю жизнь.

Следующий раз писатель посетил Казань в 1849 году. Он уже был знаменитым: «Обыкновенная история» пользовалась всеобщим успехом - и в столицах, и в провинции. Симбирский писатель Гавриил Потанин, тогда гимназист седьмого класса и домашний учитель детей сестры Гончарова, вспоминает, что при известии о предстоящем приезде автора нашумевшего романа «Симбирск проснулся от своей обломовщины. Все начинают читать «Обыкновенную историю»; все спрашивают: «А вы читали? Ах, как хорошо!» А тут ещё где‑то в газетах нашли первую критику романа, и так расхвален Гончаров!.. Всё кругом только и говорило о нём. Даже товарищи начинали завидовать и подшучивать надо мной: «А ты, брат, как увидишь его, сейчас беги, скажи, какой такой литератор…»^7.

Подробно описывает Потанин и свою первую встречу с Иваном Александровичем: «Передо мной предстал обыкновенный мужчина среднего роста, полный, бледный, с белыми руками, как фарфор; коротко стриженные волосы, голубовато-серые глаза, как на портрете отца, но улыбка не отцовская, насмешливая. Одет он был безукоризненно: визитка, серые брюки с лампасами и прюнелевые ботинки с лакированным носком, одноглазка на резиновом шнурке и короткая цепь у часов, где мотались замы­словатые брелоки того времени: ножичек, вилочка, окорок, бутылка и т. п.»⁸.

Автору мемуаров запомнился и разговор со столичным писателем:

«- Осень, осень! - вздохнул тяжело Иван Александрович.- И в ваши лета «Осень»,- писали бы «Весну»!

- Не пишется, Иван Александрович! Моя весна - не красна! - ответил я горько.

Он на это ничего не сказал; взглянул только на меня ласково и задумался, а на лице его выразились жалость и тоска. В эту минуту я готов был броситься и расцеловать Гончарова, ибо в это мгновение мне виделось ясно, что этому великому человеку известен не один видимый миру смех, а иногда и незримые миру слёзы»^9.

Во время этой своей поездки на Волгу Гончаров пробыл в Казани два дня¹⁰.

Останавливался в нашем городе Иван Александрович и в 1885 году, в середине февраля, когда он возвращался после кругосветного плавания на фрегате «Паллада» в Петербург. Поездка на лошадях через всю Сибирь была тяжёлой, и Гончаров решил отдохнуть в Казани.

П. Д. Боборыкин, довольно популярный в своё время и плодовитый писатель, а то­гда, в 1853-1855 годах, студент камерального отделения юридического факультета Казанского университета, сообщает в своих воспоминаниях: «За полвека»: «В казанском обществе я не встречал ни одного известного писателя и был весьма огорчён, когда кто-то из товарищей, вернувшись из театра, рассказывал, что видел И. А. Гончарова в креслах. Тогда автор «Обломова» (ещё не появившегося в свет) возвращался из своего кругосветного путешествия через Сибирь, побывал на своей родине в Симбирске и останавливался на несколько дней в Казани»^11.

Гончаров всегда был завзятым театралом, и не посетить спектакль драматической труппы, возглавлявшейся знаменитым артистом Н. К. Милославским, просто не мог. Казанский театр выходил в эти годы на одно из первых мест в провинции. Прекрасным было и театральное здание, открытое в 1849 году: «Обширные сени ведут в партер прямыми дверями, а коридорами - в бенуары. Железные лестницы соединяют нижний коридор с верхним, по которым входят в два яруса лож и раек. Амфитеатр так весело и приветливо смотрит на посетителей, изящная большая лампа с блестящею сеткою и раззолоченным дном спускается на центре потолка; потолок по карнизу расписан разными сценическими принадлежностями; ещё ниже идёт красивая кайма… Боковые ложи в нижнем этаже, выходящие на оркестр, внутри расписаны под обои и назначены одна - для директоров театра, другая - для семейств мусульманских и будет закрыта решёткой. Верхние боковые ложи назначаются для актёров. Всех лож 30, бенуара - 8, кресел - 80, в партере назначены места для пятидесяти человека. Раёк состоит из трёх отделений…»^12.

Последний приезд Гончарова в Казань состоялся 13 июля 1862 года. Он ехал на пароходе «Успех» из Симбирска и хотел встретиться с племянницей своих друзей Боткиных А. И. Кукурановой, но не застал её¹³. Впечатления от этой поездки легли в основу неоконченного путевого очерка писателя «Поездка по Волге», который предназначался для готовившегося в 1873 году альманаха «Складчина» в пользу голодающих крестьян Самарской губернии.

К казанским впечатлениям Гончаров возвращался неоднократно - в очерках «Слуги старого века» (1888 год), «По восточной Сибири» (1881 год) - последнем произведении Ивана Александровича. Горбатые улочки Казани хорошо запомнились замечательному русскому писателю.

Июнь 1987

Примечания

1 Отдел рукописей и редких книг Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского Казанского (Приволжского) федерального университета. - Ф. 23. - Ед. хр.23/1-2. - 14 л.\

2 Гончаров И. А. Собрание сочинений: в 8-ми т. - М., 1954. - Т. 7. - С. 225.

3 Там же. - С. 227-228.

4 Там же. - С. 228.

5 Там же. - С. 229.

6 Там же. - С. 231.

7 И. А. Гончаров в воспоминаниях современников. - Л., 1969. С. 33-34.

8 Там же. - С. 34.

9 Там же. - С. 35.

10 Алексеев А. Д. Летопись жизни и творчества И. А. Гончарова. - М.-Л., 1960. - С. 63.

11 Боборыкин П. Д. За полвека: (Мои воспоминания). - М.-Л., 1929. - С. 72.

12 Казанские губернские ведомости. - Казань, 1849. № 32, 40.

13 Алексеев А. Д. Указ. соч. С. 123.