Касимовское ханство выходит из тени

Фото Гульнары Сагиевой

В XIV–XVII веках здесь находилось особое образование — Касимовское ханство, в этих краях состоялась одна из первых встреч ислама и православия, а касимовские татары, представители просвещённого купечества, сыграли значительную роль в складывании активной религиозной жизни мусульман в разных частях России

Этнографическая фотография сейчас переживает свой ренессанс. Проходят конкурсы, выставки, издаются фотоальбомы, быстро находящие своих почитателей. Интерес к современной жизни людей, ещё сохраняющих бытовую архаику (а точнее, её элементы), приверженных традиционной культуре, становится всё более интенсивным, выходя за узкие рамки сообществ профессиональных историков и этнографов.

В самом начале года в Москве был издан большой фотоальбом «Тени Касимовского ханства». 4 февраля состоялась презентация в Казани; многие в Татарстане уже заинтересовались этой работой, поскольку фотографии и тексты ­обращены к особому и малоизвестному пока миру — татарам востока Рязанской области.

О замысле, экспедициях и своих героях рассказывают авторы — этнограф Ренат Абянов и историк Марат Сафаров.

Фото Рената Абянова

Ренат АБЯНОВ

Фотоальбом наш — это путешествие по старым деревням, урочищам, мечетям и кладбищам — миру татар Рязанской области, ещё сохранившимся свидетельствам их истории.

В XIV–XVII веках здесь находилось особое образование — Касимовское ханство, в этих краях состоялась одна из первых встреч ислама и православия, а касимовские татары, представители просвещённого купечества, сыграли значительную роль в складывании активной религиозной жизни мусульман в разных частях России.

Шум времени здесь не метафора — лесные края востока Рязанщины, значительной частью входившие в былую Тамбовскую губернию, словно напоминают о вечной природе, с которой люди накрепко связаны, от которой уходили в дальние странствия — северные и южные города, и куда неизменно возвращались. Возвращение становилось буквальным — очень многие из встреченных нами людей, наших собеседников и новых друзей, провели значительный отрезок своей жизни в Средней Азии, но в трудные годы вновь обрели свою рязанскую родину. А возвращение может и не стать физическим, а скорее долгой памятью о корнях, переданной детям и внукам. Сколько историй нам довелось услышать о покинутых домах, утраченных в суровую эпоху коллективизации (и до, и после) крепких хозяйствах, спасении, обернувшемся пожизненной ностальгией!

Жители Большого Студенца

Музыка топонимов — Азеево, Ахматово, Толстиково или исконные татарские их имена — Әҗе, Карлар, Түстик — согревали выходцев, но не всем удавалось хоть раз вернуться.

Расположенные в Центральной России — былые и сохранившиеся татарские деревни словно имеют свой особый хронотоп и пространственные пределы — доступные и одновременно глухие, скрытые; здесь время не остановилось, но течёт своим, причудливым образом. События в рассказах людей, живущих здесь и поныне, переплетаются вопреки логике веков. Да и раньше татарские деревни следовали двум календарям — мусульманскому по хиджре и официальному. Напоминанием о такой параллельности служат крепкие могильные камни с арабской вязью посреди пасторальных пейзажей. Эпиграфика вообще имеет свойство переживать другие, казалось, более масштабные структуры. Где знаменитые медресе или солидные мерлушечные предприятия местных купцов-меховщиков? Их давно нет, а белые камни напоминают о благочестивых имамах и энергичных торговцах.

Марат САФАРОВ

Моя связь с этим краем, с деревнями идёт из детства, с поездок — коротких и длительных, с корней родословной. Однако лишь в ходе экспедиций проекта «След», в рамках которого и проводилась эта большая работа, удалось панорамно увидеть доселе для меня разрозненное. Объездить, обойти, смотреть по сторонам.

Фото Гульнары Сагиевой

Необходимы ли комментарии к образам, запечатлённым на фотографии, способно ли слово конкурировать с природой, вечным и всё плотнее подступающим лесом, с ещё заметной красной линией улицы былой деревни? С даром художника? Может ли даже удачно подобранная словесная метафора дополнить рассказ о человеке, чьё выразительное лицо, разрез глаз, настроение излагают длинную историю рода, да и целого этноса?

А можно ли пересказать шум деревьев? Лишь на востоке Рязанской области я понял значение татарского труднопереводимого «урман шаулый» или навсегда полюбил влажную, чуть топкую осень.

Риторические это вопросы — ведь вполне достаточно перелистывать страницы альбома, отправившись в путешествие, не нуждаясь в точках опоры. И всё же мы постарались деликатно, не нарушая ритма, поместить краткие ­пояснения о героях, дать в цитатах их прямую речь, привести некоторые редкие исторические источники. Эти тексты должны ориентировать на местности, словно дорожные указатели, служить навигатором. Не свод свято сбережённых знаний: здесь про другое и по-другому.

Фото Гульнары Сагиевой

Надеюсь, что наша книга передаст и татарскую интонацию — мишарскую или причудливого касимовского говора, идущую не только из уст персонажей, но и от самой земли, где молодые татарские голоса раньше звучали громко, свободно, не требуя нынешней суетной фиксации на диктофон.

Ничего не надо было специально сохранять, всё было тогда повседневной жизнью. Сейчас всё иначе.

Ренат АБЯНОВ

Сейчас я вспоминаю свою первую поездку, считая её сродни небольшому чуду. Тогда я со своими коллегами отправлялся в Поволжье для съёмок мечетей Марий Эл и Удмуртии. Уже будучи на реутовском мосту, покидая Москву, мы решили поехать не привычной дорогой по М-7, а через Егорьевское шоссе, минуя Касимов и Мордовию. Так состоялась, по сути, первая экспедиция, если не считать участия в праздновании 500-летия села Бастаново, слу­чившегося чуть ранее. Тогда я совсем не знал людей в Касимове, и в основном это была поездка на ощупь, но какая-то незримая сила вела нас в эти сёла.

Фото Гульнары Сагиевой

Будучи профессиональным историком, я достаточно много читал о Касимовском ханстве, но этот — именно современный мир своей загадочностью продолжал манить. Внутренне мне очень хотелось познакомить татар с историей и нынешней жизнью края, я понимал, что это будет способствовать развитию самосознания татар — как минимум моих коллег, друзей и близких. Было несколько случаев, когда люди задавали вопрос: для чего мы осуществляем съёмку? И я терялся, поскольку не знал промежуточного итога, но в душе был уверен, что эта работа не пойдёт в стол.

Потом так случилось, что в следующих поездках большую помощь оказал Рашид Бултачеев — глава мусульман Рязанской области, познакомивший меня с людьми, с которыми я дружу до сих пор. А далее были знакомства с Равилем Терегуловым, Ильдаром Бикуевым, Нургаязом абзи из Сасово, общаясь с каждым из которых, я видел в их глазах желание помочь, и это вдохновляло.

Тимур Ембулатов. Фото Рената Абянова

Через два года после первой экспедиции мы сняли ряд документальных фильмов и первый раз побывали в старинном селе Азеево. Уже в это время ряд наших фоторабот были включены в международную выставку «Традиции ислама в России». Так Ханскую мечеть, а также мечети Подлипок, Тархани и Бастаново увидели в Брунее и Индонезии. Ключевым стал 2020 год, когда нашими экспедициями заинтересовался Али Брундуков, чьи корни из этих мест, а точнее, из ныне исчезнувшего села Субак (Собакино). Он поддержал издание альбома. Постепенно родились «Тени Касимовского ханства»...

Каждый уголок этого края поражает и завораживает!

Сания Шаяботдинова на крыльце родового дома. Фото Рената Абянова

Трудно сейчас сказать, что меня впечатлило больше... Это и минарет Чернышовской мечети, скрытый лесом, это и последняя татарка уже русского села Торбаево, это и ныне покойная Румия Муратаева из села Царицыно, читающая молитву на старинном кладбище...

Также меня впечатлила деревня Верки, и тут совпал магнетизм истории, места, людей, а самое главное, времени года — пасмурная осень! Наверное, эпизод, где мы молча стояли с Маратом Сафаровым на высоком холме, в том месте, где некогда возвышалась мечеть, и смотрели сквозь Мокшу и лес куда-то в прошлое, при этом вдыхая пряный запах трав, я запомню навсегда. Ещё меня поразило, что последние татары села, коих осталось двое, живут по разным сторонам деревни — как последнее татарское объятие. Это место меня вдохновило на стихо­творение:

Равиль Канчурин с внуком. Фото Рената Абянова

Верки

Уходит Бог лесной дорогой

В заморосившую печаль,

Где туча жадною коровой

Мокшанским руслом лижет даль.

Пустым глазницам изб и банек

Не страшен сумрак октября,

И, осмелев безбожно, банник

Ждёт дев за печкой, только зря.

Блуждают призраки по чаще,

Косясь на холм, где взрытый сруб.

Он редким жителям всё чаще

Напоминает сгнивший зуб.

Кто знает, что в краю Пургаса

Тот сруб, мечетью вознесясь,

Блистал под нишей мукарнаса,

В небесный океан стремясь.

И в час, когда по пряной неге

Кружился вязевый намаз,

Просил прохожих о ночлеге

Неузнанный Хызр-Ильяс.

Брёл не спеша нетленный странник,

Детишкам яблоки дарил,

Вот только дверь, накинув ватник,

Ему лишь старец отворил.

Впустил в избу, протёр полати,

Подкинул дров побольше в печь,

Смягчил подушку на кровати

Чтоб путник мог с дороги лечь,

Достал леваш, каймак, малину,

Налил парного молока,

А гость, не распрямляя спину,

Молился, но... за старика.

Затем хозяин осторожно

Кунака пригласил к столу.

Тот сел и молвил неотложно:

«Я не вкушу твою еду!»

Старик с испугу растерялся,

С морщин поймал рукой слезу,

А гость неслышно улыбался,

Смотря в слепую бирюзу.

Он, плечи старцу обнимая,

На ухо мерно говорил

Про чудеса, про двери Рая,

Про то, как дождь льёт Микаил...

Потом поднялся незнакомец

И поспешил встречать рассвет...

Облокотившись о колодец,

Стояли путник тот и дед.

Искал зарю в краях колдуний

Слепой хозяин, как в дыму,

А странник рёк: «На новолунье

По елям ты уйдёшь к Нему.

Там сядешь резво на тулпара,

Помолодев, набравшись сил,

А после в дали Альгебара

Тебя направит Азраил.

Еду, которой поделился

Оставь. Бог рад твоим дарам.

Зови, с кем спорил и бранился,

Прости им всем. Устрой байрам.

Соседей позови и близких,

Клеветников с добром встречай,

Костями псам наполни миски,

Пусть будет гостем Рахимбай!

Устрой им тризну по Верекам,

Всех разбросает новый век.

Закроет рты домам-калекам

Последний здешний человек.

Затихнет долгий звон азана,

Не станет больше мусульман,

С газетами листы Корана

Смешают время и Шайтан....

Прощаясь, изгоню кручину:

Родит внучат тебе сноха,

Одна узрит села кончину,

Ей имя будет Фатеха».

Проснётся утром, будет осень.

Сутулясь, выйдет за порог.

И ощутит, как между сосен

Незримо вдаль уходит Бог.

Не будет в сердце долгой боли,

От слов Творца отвыкнет слух

И огласит в поросшем поле

Скупой беит рябой петух.

Галимджан Ибрагимов много лет был муллой, совершал погребальную молитву (джаназа) и проводил поминки (джиен).

Марат САФАРОВ

Рассказывая об этом крае и его жителях, мы — будучи по образованию историками, тем не менее отказались от линейного изложения материала, и даже от хронологии, ведь готовили не академическое издание, а фотоальбом. Наши герои — природа и люди. Обратная перспектива, безусловно, присутствует в изложении, однако фокус внимания (в прямом смысле) обращён к нашим современникам. Это не обязательно хрестоматийные для этнографов бабушки — хранительницы традиций, но и молодые жители деревень. Мы не даём оценок, не рассуждаем об ассимиляции, образе жизни, стремительно уходящих этноприметах, принимаем героев такими, какие они есть, оставляя право на оценки читателям фотоальбома. А возможно, кто-то вслед за нами отправится в путешествие в Касимов, Кадом, Азеево и увидит эти пейзажи и людей своими глазами.