За «осторожный оптимизм!»

Альберт ГАЛИМОВ,

врач, художник

Когда в 70-х годах ХХ века Нью-Йорк стараниями ведущих американских критиков и галеристов окончательно отобрал у Парижа звание «столицы мировой живописи», некоторые молодые художники Ист-Виллиджа носили футболки с надписью: «Мои работы смотрел Лео Кастелли». Не купил, а только посмотрел — и люди уже гордились вниманием крупнейшего галериста того времени. Вот и после публикации в журнале «Казань» можно было заказывать себе такую футболку: «Мою статью редактировал Юрий Балашов».

По моему глубокому убеждению, Балашов — консерватор и центрист в самом лучшем смысле этого слова. Сейчас уже трудно себе представить, но в начале 90-х годов, когда компьютеры стремительно стали врываться всюду, мы с Юрием Анатольевичем независимо друг от друга на какое-то время встали на путь осторожного отношения к прогрессу, придерживаясь позиции «осторожного оптимизма, как теперь модно говорить. Я был тогда абсолютно убеждён, что изобразительное искусство находится под угрозой, и на волне успехов своих первых персональных выставок решил написать рассказ-антиутопию. Да-да, ни много ни мало, именно так. Действие происходило как в наши (тогдашние «наши») дни, так и в недалёком будущем. Художник пишет портрет своей любимой женщины, а в будущем входит в моду некая «анимация картин», которую продвигает шеф некой компьютерной Корпорации…

Когда принёс сей опус в редакцию «Казани», то был уверен, что не напечатают: я же не писатель и ранее опубликовал только пару стихов. Балашов взял у меня рукопись, не просматривая, сложил её в два раза и сунул во внутренний карман пиджака со словами: «Я прочитаю». К моему удивлению, рассказ напечатали без малейших изменений. Он назывался «Всегда та же». Заканчивалось там всё оптимистично: маленький мальчик выцарапывал гвоздиком рисунок коровы на стенке боковой панели компьютера, как первобытный художник пещеры Альтамира 50 000 лет тому назад…

Ну, а года через два‑три я купил себе свой первый «Пентиум». И всё понеслось… Наше с «Казанью» сотрудничество продолжалось: в журнале выходили прекрасные публикации о самых разных казанских художниках, пару раз и обо мне. Кабинет Балашова и через много лет оставался таким же «жилищем аскета», а сам Юрий Анатольевич — таким же по-буддистски невозмутимым главным редактором лучшего казанского журнала с совершенно неоригинальным названием.

Журнал «Казань» и Балашов для меня — одно целое. Хорошо это или плохо — риторический вопрос. Просто до недавнего времени так было. Как будет теперь — покажет время.