Прощание с Евгением Евтушенко

Сегодня в Москве прощаются с Евгением Евтушенко. После траурной церемонии кортеж с гробом направится на Переделкинское кладбище, где пройдут похороны.

Предлагаем нашим читателям ещё раз вспомнить поэта, прочитав статью Марины Подольской, которая была опубликована в №7 журнала «Казань» за 2010.

Будет Россия!

Поэту Евгению Александровичу Евтушенко присуждена Государственная премия России в области литературы и искусства за выдающийся вклад в развитие отечественной культуры. Принимая премию из рук президента страны, Евгений Евтушенко произнёс слова своего провидческого стихотворения: «Быть бессмертным не в силе, но надежда моя: если будет Россия, значит, буду и я». За несколько дней до этого, 31 мая, Евгений Александрович два часа читал свои стихи в актовом зале Казанского университета.

- Вы не понимаете, какие вы счастливые… Вы выросли в городе, освящённом Пушкиным, Толстым, Горьким, Тукаем. Они ходили по этим улицам! Теперь по ним ходите вы, и даже казанские тротуары связывают вас с мудростью великой России, - говорил нам, молодым врачам Старой клиники, мой великий Учитель профессор-невролог Яков Юрьевич Попелянский. После душного еврейского местечка, Великой войны от Москвы до Берлина и Дальнего Востока, ссылок и окраин он приехал в Казань возглавить кафедру. Многовековая, концентрированная энергия созидания, интеллекта, высокой духовности и нравственности захлестнула его, повела по городу, заставила докопаться до истории каждого дома, насладиться причастностью к ней.

За год в Казани он ощутил и выразил её суть точнее и глубже, чем мы, выросшие тут, в самом центре, с первых шагов топтавшие её тротуары. Не каждому дано читать написанное на них тысячами тысяч ног. Это дано имеющим зрение и голос, - увидеть и сказать о Времени простыми и понятными каждому формулами бытия. Произнести их, оставить в дар следующим поколениям расшифрованный код эпохи. Именно он передаёт будущим поколениям не статистический холод функционирования государства, а тёплые приметы живого Времени. Вечную, мятущуюся, ищущую истину человеческую душу.

Яков Юрьевич Попелянский знал русскую литературу дословно, смаковал, учил нас этому. Мудрецу, ему многое было понятнее, и он умел и любил формулировать. К старости на его письменном столе вытеснили всё две стопки книг, - Льва Толстого и Евгения Евтушенко.

Когда-то, потом, о нашем городе скажут, что Казань семидесятых годов XX столетия посетил и освятил в своей поэме Евгений Евтушенко. Это понятно уже сорок лет, но не сказано вслух, - устойчивая традиция нашего молчания. Развязывать языки потом, выверив мысли по Главному компасу. Рука наша всё ещё тонка подносить душистые венки полевых русских цветов своим великим, глядя им в глаза, благодарить. За то, что посетили время, в котором живём.

Сегодня легко, обернувшись, вешать ярлыки, - Главный компас в порядке. Труднее залезть в суть и самому вдруг понять, что мир многомерен. Идти по стрелке - ничего не увидеть в нём. Пропустить главное. Впустую прожить.

Поэма Евгения Евтушенко «Казанский университет» многомерна, как мир, как жизнь.

Сорок лет назад, к столетию Ленина в апреле 1970 года, поэт читал её впервые в актовом зале Казанского университета и в концертном зале Казанской консерватории. Пробиться было невозможно, - входные билеты распространяли комитеты КПСС и ВЛКСМ. Это было большой удачей, - многие «законные» обладатели билетов не пришли, оставили воздуха другим, прорвавшимся напротырку. Именно воздуха: в набитых залах через час стало душно... Вернее, стало жарко: энергия борьбы за честь своей эпохи, сконцентрированная в поэме Евтушенко, вырывалась в зал и накаляла.

Тогда это было нормальным, что поэма «Казанский университет» завязана на молодом Ленине, - мы были детьми развитого социализма и повсеместного, начиная с детских садиков, марксизма-ленинизма. Ленин - везде! Теперь понятно: большая удача, что он был везде, идеал, на время заменивший людям заново распятого и растоптанного коммунистами Христа. Эпоха водрузила Ленина на место Бога в сознании советских людей. Пусть временно. Пусть убого. Без Бога нельзя. И мы верили в него тогда. Наше зрение, скованное узким сектором доступной информации о стране, было ещё очень обуженным. Нам и стране ещё предстояло прозреть. А тогда, в апреле семидесятого, слушая страстный голос Евтушенко, напрочь сорванный после первого чтения поэмы, мы наполнялись энергией борьбы. С чем? Это постепенно, как фотокарточка в растворе проявителя, показалось позже. Это хорошо понятно теперь. В этой, казалось бы казанской, а в действительности - универсальной, всеобщей поэме заключена главная российская формула непокорности её непреходящему рабству. Казанский Императорский университет с его вольностью, его Уставом, его провидцами и вольнодумцами, Лобачевским, Лесгафтом, Щаповым, Фигнер, Толстым для поэта модель непокорной, ищущей дорогу к Человеку и Человечности страны. Локальный терроризм Александра Ульянова, тотальный - его младшего брата были попытками выбора пути. Весомость для страны иных попыток время тоже определит. А поэт? Он заключает время в словесные точные формулы, те, что засядут в памяти людей сразу и навсегда, столетия, тысячелетия вперёд будут звучать песней, стучать ритмом, будить мыслью. Для того и Поэт. «Поэт в России больше, чем поэт…».

Поэму «Казанский университет» опубликовала газета «Комсомолец Татарии». Зачитанные до дыр номера «Комсомольца» ходили по рукам в привыкшей к самиздату стране, пока не появилась изданная в Казани на газетной бумаге, с голубой картонной обложкой книжечка, нёсшая в себе формулу казанского вольнодумства.

Через сорок лет Евгений Александрович Евтушенко вновь в переполненном актовом зале Казанского университета. Поэт молод, пока он пишет стихи. О любви. О людях.

О стране. А Евтушенко их ещё и читает. Мощно, убедительно, мастерски, как всегда. Попытка объяснить залу, откуда стихи о Ленине и эпохе Ленина, - усталая привычка российского поэта отбиваться. Поэт в России больше, чем поэт… Он живёт во времени, в своём времени, и познаёт или не познаёт его. Мудрецами не рождаются.

На университетской лестнице в толпе к Евгению Александровичу подскочил мужчина и в эмоциях что-то начал о Нобелевской премии Иосифа Бродского, что она по праву Евтушенкина. Евгений Александрович поморщился. Жаль, я не успела сказать то, что говорю об этом всегда, - толпа несла вниз, крутила, возбуждённый мужчина исчез.

Я очень, очень люблю всё написанное Иосифом Бродским! Его совершенно по-новому организованный русский язык, вдруг открывший такие свои неведомые дотоле глубины… Его никогда ничем не замутнённую гражданскую позицию. Абсолютную чистоту его голоса и слуха. Его петербургскую точность стиля. Многое даже из его прозы знаю на память. И очень люблю пронзительную, народную, человеческую и человечную, песенную поэзию Евтушенко, его умение увидеть мир, страну, время в судьбах маленьких людей, в их болях и радостях, соединить эти не заметные властям и толпе «мелочи» в не заглушаемый фанфарами и литаврами истинный, живой гимн нашему народу. Тот, что никто уже не перепишет.

Иосифа Бродского и Евгения Евтушенко нельзя сравнивать. Они пришли в мир с разным предназначением в поэзии, с разной миссией. Слышащий слышит. Одному власть стелила соломку, приручая молодых драчунов. Второму ковала Судьбу. Анна Ахматова сказала об этом: «Какую судьбу делают нашему рыжему…». Он и Евтушенко оказались по две стороны власти. И это прекрасно, - и там, и тут состоялись настоящие русские поэты. Настоящие. То, что оставил в стихах каждый из них, бесценно, особенно для нашего народа, носителя русского языка и обладателя российской души. Два великих русских поэта одного времени. Один - воздух, второй - свет. Сравнить их нельзя. И прожить без каждого тоже.

Евтушенко оглядывается назад. Там СССР, великая страна, в которой родились и которой больше нет. Там войны, выигранные народом. Рабский и счастливый стахановский труд ради счастья детей. Ради Мечты. Там надежды, друзья и недруги, любови, предательства, находки и потери. Там простые, наши, люди. Его лучшие стихи оттуда. Два из прочитанных поэтом мы сегодня публикуем.

Стихотворение, посвящённое поэту Андрею Вознесенскому, Евгений Александрович прочитал с преамбулой: нас с Андреем ссорили. Но прошлое не поссорить. Он прочитал и попросил зал тридцать секунд помолчать, послать свою любовь Андрею Вознесенскому. Полуминуты тишины оказалось достаточным, чтобы вспомнить стадионы, пятьдесят с лишком лет назад собиравшие толпы любителей поэзии, на эстраде долговязого ярко одетого Евтушенко, крепыша Роберта Рождественского, ломавшего пространства поэтического ритма, летящего в их потоке архитектора Андрея Вознесенского в белом свитере. Эти тогда ещё мальчишки, как чёртики из табакерки, выскочили в первые же дни хрущёвской оттепели из тьмы лагерной полуубитой страны, завели новые, не ведомые ещё никому песни жизни. Молодёжь их сразу подхватила и запела, задекламировала, усвоила ритм.

Зал посылал Андрею Вознесенскому любовь и благодарность за тогдашнее обретение голоса. И никто ещё не знал, что наутро из великой троицы молодых советских поэтов шестидесятых останется только Евгений Евтушенко.

Второе стихотворение опубликовано за рубежом, на Украине. Оно не о футболе. И не о старом событии в Москве. Оно сегодняшнее как никогда, - мир сходит с ума от распрей и войн. И, как всегда, - пронзительно российское. Поэт в России больше, чем поэт… Этим стихотворением под благодарный крик согласных Евгений Евтушенко завершил своё выступление. Помните «Семнадцать мгновений весны», уходящего из чужого кабинета довольного Штирлица и голос Копеляна за кадром: «Штирлиц знал, что запомнится именно последняя фраза».