-
6 мая 2022 - 11:00Дорогие друзья журнала "Казань", спешите подписаться на любимый журнал! Продолжается подписка на второе полугодие 2022 года.
Из дневниковых записей вдовы Фатиха Карима Кадрии Ишуковой

22 июня 1946 года
…Сердце ноет, от жгучей боли щемит. Душа так тоскует. За этот год с небольшим сколько бы Фатих сумел написать нам писем, если бы остался жив. А если бы вернулся домой, то и я, и мои Ада и Лейля какими бы были счастливыми — у нас был бы наш папа. Судьба, что же ты с нами сделала?!
Где ты, Фатих, мой родной, мой защитник? Хоть бы дошли до твоей холодной могилы мои горячие слёзы и дыхание…
10 февраля 1947 года
…По радио идёт передача о Пушкине. День его смерти — 10 февраля. А мой Фатих погиб 19 февраля. Как, наверно, было ему тяжело. Кто в эти минуты был рядом с ним, кто слышал его последние слова?!
Судьба всё время пыталась нас разлучить, и вот, наконец, разлучила. Никогда уже я не увижу его весёлые карие глаза, никогда не исчезнет образ моего самого близкого человека — Фатиха. С тех пор, как пришла весть о его гибели, моё сердце сжалось, окаменело, не отпускает и не заглушает это жгучее горе.
На улицу выйду, шинель увижу — сразу Фатих встаёт перед глазами.
Ах, эта серая шинель. Ах, эта проклятая война!..
Вспоминаю 3 декабря 1941 года. Торопясь, днём прибегаю домой (на Миславского, 8), чтобы растопить печку, захожу к соседке за ключом, а там сидит похожий на Фатиха человек с небольшой бородкой, те же карие глаза, белые зубы — его, его!
А я не верю и спрашиваю: «Ты кто?», а сама кидаюсь к нему, и плачу, и смеюсь — неужели ты, не может быть, этого не может быть! «Это я, Кадрия, это я — твой Фатих. Я освободился, вернулся, вот, если не веришь, у меня и справка есть»,— показывает мне какой-то документ.
До сих пор помню, как я, вся дрожа, открыла замок, зашли в комнату, я мечусь из угла в угол. Потом кидаюсь к нему — «пойдём скорее за детьми», и мы бегом побежали в детский сад.
Там я его привела к Розе Гареевне1 в канцелярию, сама побежала за Адой в группу: «Доченька, наш папа вернулся!» Фатих подхватил на руки свою выросшую за четыре года девочку. А я пошла искать Лейлю. А за это время Роза Гареевна успела уже ей сказать. И четырёхлетняя Лейля всем ребятам в группе закричала: «Идёмте моего папу смотреть, у меня тоже есть ПАПА!» Очень забавная была наша младшая дочка, подвижная, бойкая, на отца очень похожая. А Роза Гареевна, глядя на нас и заливаясь слезами, сказала: «Сколько видела и плачущих детей, и радующихся, но чтобы так радоваться и ликовать при встрече с отцом — никогда не видела».
И у меня эта наша встреча так врезалась в память!
11 марта 1947 года
Наступила весна. Это уже моя восьмая весна, проведённая в тоске и в мучительных страданиях. А весна 1939 года неизгладима из моей памяти. Яркое апрельское солнце заставляет жмуриться, а в голубой старенькой коляске вместе со спящей младшей дочкой Лейлёй и другими людьми уже несколько часов ожидаем на улице Дзержинского у здания НКВД, когда поведут на суд (или допрос) наших родных. Вместе с кареглазой, невинной малышкой ждём этого краткого мгновения, когда мы можем увидеться. Вот он! Сильно побледневшее, даже посиневшее лицо, а глаза смотрят на нас. Чтобы как-то приободрить нас, пытается улыбнуться.
Кому, зачем нужны эти страдания и пытки? О других я ничего не знаю. Но Фатиха я знаю, как саму себя. Он был чист и честен, благороден и правдив. И после четырёх лет вынужденных мытарств, подвергшийся унижениям и издевательствам, добился освобождения, ушёл на обрушившуюся на нашу страну страшную, жестокую войну, и там в боях погиб. Если бы не эта проклятая война, он был бы жив и работал и писал бы для своего народа. И мы бы всю свою жизнь не мучились в этой холодной квартире. Да и я, если бы была не таким мягкотелым, а более стойким человеком, знала бы, как преодолевать все эти жизненные трудности.
29 апреля 1947 года
Наступает праздник 1 Мая. Приближается торжество Победы. А у меня душа болит и болит. Нет моего Фатиха. Солнце ярко блестит, но не греет оно его. Не дышит он благоуханием весны. Не видят его очи светлого дня. Через него и я лишена радости жизни. Как тяжела жизнь без родного моего мужа. Всё моё существо страдает…
18 июля 1947 года
Вернувшись из Буинска, сразу же пошла к Нежметдиновым. Наверно, Кави-ага вернулся из Москвы и привёз изданную в Москве книгу стихов Фатиха. И на самом деле оказалось так. С большим трепетом и волнением я держала в руках эту книжечку на русском языке и гладила её. Написанные Фатихом в окопах стихи были выстраданы всей силой его поэтической души. Если бы ты, Фатих, был жив, какая бы была для тебя это радость. Мы бы вместе разделили это событие и с самыми близкими друзьями.
Очень тоскую и страдаю. Чем больше времени проходит, тем острее ощущаю, что тебя нет рядом…
19 февраля 1954 года
В 1942 году, когда Фатиха выписали из госпиталя, он несколько дней жил дома — ему дали отпуск. Но так как я работала, мы не могли быть целыми днями вместе, и у него было много литературных дел. Это было голодное время, есть было нечего, но по карточкам мы получали на троих один кг хлеба. Всё, что наскребали — было для Фатиха. Мы сами хлеб дома не ели, а оставляли ему. А питались кое-чем в детском саду. Я даже бы сама не ела, а приносила бы еду домой, но это было запрещено.
Но Фатих спокойно к этому относился, даже говорил: «О, целый килограмм хлеба! Это же для меня целое богатство!»
Он дома писал, ходил в редакции, встречался с друзьями-писателями — в общем, целиком был занят творческой работой. Однажды он сказал: «Удивляюсь, с кем бы я ни встречался, все говорят только о еде». Приехавшему с фронта человеку это казалось странным.
В то время Союз писателей возглавлял некто Имамутдинов. При встрече с Фатихом он сказал: «Сегодня состоится в честь приезда Самуила Маршака небольшой банкет. Придёшь?»
Это было время, когда в эвакуацию в Караганду, в города Средней Азии уезжали из центра многие, в том числе и писатели.
Что ответил Фатих Имамутдинову, он в точности рассказал мне: «Сегодня сдали немцам Харьков, сидеть и выпивать с Маршаками — не дело, я уезжаю на фронт».
И действительно, он торопился в действующую армию. Я была на фронте, он зашёл в детский садик, поцеловал дочурок, попрощался со всеми и ушёл. Пойти проводить его — не разрешил. А я, глупая, почему не отпросилась у Розы Гареевны? Послушалась его, он сказал, что ему будет так тяжелее. Я осталась у окна и провожала его взглядом. А он, чётким солдатским шагом, не оглядываясь, ушёл. Последние его слова только врезались в память: «Я надеюсь и верю, что мы ещё будем жить вместе. Вот скоро война кончится, и я, жив-здоров, вернусь с победой домой!»
Перевела с татарского Лейля КАРИМОВА
Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале Татмедиа